Форум » ЧАСТНЫЙ СЕКТОР » Квартира Такуми Юкио » Ответить
Квартира Такуми Юкио
Takume Uykio: Престижный район, красивый дом. Высокоэтажка в полных двадцать пять этажей с двухъярусной подземной парковкой. Металл и стекло – последнее детище хай-тек архитектуры. Квартира находиться на 15-ом этаже, куда можно подняться либо на лифте, либо по металлической лестнице с пластиковыми поручнями. Конструкция лестницы кажется невесомой из-за того, что ее ступени выполнены из прозрачной, ударостойкой пластмассы. Квартира под номером 1501. Ничего не обычного, планировка стандартная, такая же как у еще 3х квартир на этом этаже и 92х в остальном доме. Четыре комнаты, кухня, ванная комната, широкая лоджия. Прихожая с традиционным порожком. Длинный коридор шириной в полтора метра ведет по прямой на кухню. Пол выложен мореным деревом, стены с эффектом седзё, рисовая бумага подсвечена изнутри. Контрастные сочетания визуально увеличивают пространство. Две из этих панелей настоящие. Одна ведет в кабинет, вторая в зал. Кабинет очень простой: Черный рабочий стол. Два низких черных кресла напротив, белый ковер, стеллаж в различными папками и справочниками, у стены качает дырявыми листьями монстера. Окно скрыто за жалюзи. На столе ПК и ноутбук, органайзер и куча не разобранных бумаг. Там же находиться большой аквариум с рыбками. Зал представляет собой большую, полупустую комнату. Белые стены, эркерные окна, которые так же закрываются седзё. Пол выложен татами. Мебели почти нет – несколько подушек и черный низкий диван, на полу – квадратные фонари из васи. На стене панель плазменного кинотеатра, на полу под ним четыре высоких колонки акустики. Пустую стену занимает огромное панно из васи в тяжелой раме, подсвеченное изнутри, так же как и панели в коридоре. Из зала вход в еще две комнаты. Одна спальня, другая – библиотека. Спальня поражает своей простотой. Первое, что бросается в глаза это окна - огромные, во всю стену. На стене несколько больших черно-белых фотографий с одной и той же женщиной: Итальянская актриса 60х годов, Грета Габо. Большая кровать торцом к стене. Раздвижные седзе из спальни ведут в ванную и гардероб.
Ответов - 49, стр:
1 2 3 All
Hakaru Gin: У него к Такуми было что-то вроде иммунитета. В каком-то смысле его присутствие рядом воспринималось естественно. Прикосновения или вторжению в интимную зону не вызывали обычного резкого отторжения. Особой заслуги Юкио в этом не было. Когда Боец «заболел» после смерти своего природного идиота, единственный, кто рисковал находиться рядом с этим в конец потерявшим вменяемость человеком, был Гин. В этом было мало приятного, но альбинос в каком-то смысле считал себя обязанным, а в каком-то просто не мог позволить умереть от такой глупости, как разрыв связи. Тоже в чем-то больная, бьющая по самолюбию тема. Гин с отстраненной улыбкой наблюдал за тем, как Такуми допил воду. Стакан звонко стукнул о его зубы, а пальцы тянулись к руке альбиноса – все или по неосторожности, или рефлекторно. Никаких особых эмоций он при этом не ощущал. Единственно – на месте Юкио он не хотел оказаться ни в коем разе. С этой точки зрения Хакару мог бы даже взрастить в себя чувство чем-то похожее на сострадание. Пальцы разжались, выпуская подбородок. По руке импульсом прошла боль. - Хорошо, - улыбка стала немного шире, когда альбинос поймал себя на мысли, что выражение сочувствия вслух могло плохо сказаться на психике японца. Очередной мнительный Боец с трагичной историей наверняка начал бы думать совершенно в другом направлении. – Да? – белая бровь мужчина показательно приподнялась, придавая лицу удивленное выражение. – Должно ли мне напоминать, что морфий это вообще-то наркотик, довольно быстро вызывающий стойкое привыкание? – насмешливо протянул Гин, которого больше волновало продолжение повествования, чем физические страдания Такуми, опустил уже пустой стакан на пол и вполне даже аккуратно вытащил иглу. – Уплывешь в морфиновые сны, а я должен буду тебя тут ждать. Как же обещанный обмен информацией? – Хакару позволил проявиться в голосе обиженным ноткам. Не то, чтобы ему было принципиально, чтобы Юкио не принимал наркотик, но как человек с хорошей памятью, он не мог простить ему то, что в свое время его зануда-доктор подобной радости лишил.
Takume Uykio: Равная доля трагизма, сочувствия, лицемерия, жестокости и цинизма. В мире все просто. Темные глаза доктора остановились на пустом стакане. По его прозрачным, стеклянным бокам равномерно скатывались прозрачные капли. Внезапно стало интересно - какой на самом деле была эта вода? Простой, минеральной, с газом... Мучимый жаждой, он выпил ее так быстро, что не заметил. После питься осталось странное ощущение – казалось, вода не утолила жажду, а просто вся, без остатка впиталась в его пересохшее небо, горло, стала некой слизью, сквозь которую следующий глоток уже не проходит, из-за чего вся остальная масса просто оседает на дне желудка - тяжелым камнем. И чем больше накидаешь в него камней, тем сложнее будет подняться... Горящая тяжесть рук, горячая сухость горла. Губы снова пересохли, став похожими на переспелые гранаты - чуть тронешь их сухую, чешуйчатую кожу и они лопнут, исторгая из себя ядовито-кровавые брызги похожих на капли зерен. - Я знаю, что это наркотик, - белое лицо над собой кажется салфеткой, на которой рассыпали гранатовые зерна, выкладывая очертания носа, губ, глаз... Он хорошо обдумал, прежде чем просить о подобном шаге, потому как иначе это было бы просто бредом воспаленного сознания, - И поэтому прошу его ввести именно тебя, и анальгетик, что я принимал до этого уже был на основе опиатов. Доза должна быть точной и небольшой. Кубика три, не больше - это приглушит боль и напротив, окажет стимулирующее действие на мозговую деятельность. Можешь ввести мне еще какое-нибудь стимулирующее нейроны, но не переборщи и, - Такуми чуть вздохнул, и перевел взгляд на аптечку, - не лекарство от Альцгеймера. Я не хочу, чтобы у меня взорвался мозг, - новый вздох. Хакару будет злится на него за то, что сейчас он ведет себя словно ребенок. Правда, ребенок взрослый, которого оставили с младшими детьми, и которые их теперь поучает об устройстве вселенной лишь потому, что он знает, что дважды-два равно четыре, а они нет. - Ладно, извини, - как всегда когда он пытался справиться со своим характером, или волновался, отчаянно начала чесаться переносится, но "поправить очки", скрыв тем самым это действие, да и совершить его, не было никакой возможности. Руки отказались слушаться окончательно, Думаю, морфий - это действительно несколько слишком. Я просто приму еще одну дозу анальгетика, и мы продолжим. Касательно побега образца ты узнал все что хотел, или еще что-то? - ученый чуть нахмурился, вспоминая уже сказанное, - Про препараты я тебе не говорил?
Hakaru Gin: Гин полагал, что человек, не способный принимать решения, был недостоин жизни в целом: богатства, счастья, каких-то достижений и даже тихого семейного благополучия, на которое альбинос бы обрекал только конченных зануд, чтобы те не мешали жить и созидать более интересным созданиям. Иногда Хакару задавался вопросом, что конкретно его связывало с Такуми, раз он до сих пор терпел характер этого непрошибаемого педанта. Никогда в своей жизни до этого Гин с подобными существами не связывался. Даже Данте был просто непробиваемым, но никак не занудой. По крайней мере, по части способов портить жизнь альбиносу, Боец проявлял незаурядные способности. Подобные таланты были и у Такуми, но они осуществлялись воистину страшно, когда вопрос заходил о семейных ужинах. В противном случае это было не более чем набыченная угроза. Такое Хакару в серьез не принимал. Кроме того у Такуми не хватало именно имения решать и держаться своих решений. Как, к примеру, сейчас – даже при учете, что альбинос не сказал четкого нет, Юкио юлил, изворачивался, придумывал новые причины, поводы, следствия, а потом сам же отказывался от своих слов. От раздражения пришлось прикрыть глаза. Он даже хотел приподняться и отойти в другую сторону комнаты, чтобы не поддаться на уговоры более жесткой стороны своей натуры. Слова о том, что ты садист сразу после благодарности попахивали бы извращением. Гин же старался придерживаться нормальных отношений. Все, что Хакару хотел услышать в ответ «да, осознаю, но, однако, прошу». Этот бы ответ его вполне удовлетворил. Более сподвиг бы его на действия. Сейчас же хотелось юлить в ответ и издеваться. Учитывая обстоятельства, это Гин мог делать тоже профессионально, долго и со вкусом. - Но это же совсем не так интересно и даже без капли удовольствия, - насмешливо возмутился Хакару, которого больше волновало за какой надобностью японец при его педантизме держал у себя морфий. Так на всякий случай? В наркотиках, тех, которые использовались в лечебных целях, альбинос неплохо разбирался, хотя никогда особо не злоупотреблял, никогда без надобности. Но у Такуми по отношению к нему сложилось совершенно другое, фактически оскорбляющее отношение, которое пошло из студенческих лет. Впрочем, Гин никогда особо не пытался его переубедить. - Ю-тян, иногда тебе действительно следует просто расслабиться. Уверяю, тебе может понравиться, - он оперся на забинтованную грудь Бойца, не сильно, но с нажимом. Даже кровь не проступила, зато сквозь профильтрованное нытье проступила настоящая реакция. Зачем терпеть, если этого можно избежать? - Замечательный морфий там же в аптечки? Хотя нет… вряд ли ты его держишь там. По крайней мере, я его там не помню. Тогда где? – вопрос Такуми он вроде бы и не услышал, не представлял возможности развить эту тему сейчас. На кухни уже вскипел чайник, Гин хотел кофе, а шприц с морфием, анальгетиком, чем-то ещё сам собой в комнате не материализуется.
Takume Uykio: Иногда становилось интересно, нестерпимо интересно знать, зачем он ведет такую жизнь. С такой же нетерпимостью ему хотелось порой открыть рот и сказать не очередную правильную, логичную вещь, с которой даже белой лисе будет сложно поспорить, а какую-нибудь глупость. Такую несусветную, чтобы даже не поверили, что это он сказал. Или просто высказать всем сочувствующим, любопытствующим, сопереживающим и завидующим, своим родителям, друзьям, коллегам - всем, в каком аду он проживает каждый свой день и сколько ему нужно сил для того чтобы снова не сорваться в пропасть беспросветного отчаянья и ужаса. Болели плечи, болели и отказывались слушать руки, грудь, спина, легкие, болела душа, истекая кровью от премерзкого ощущение тепла и защищенности, что давала любая, пусть даже временная связь. Напоминание, словно фантомная боль в отсеченной руке, подобие, манит похожестью, шепчет что все может быть по-прежнему, как раньше, как с... Его призраки смотрели на него пустыми глазницами, а он не мог сейчас, смотря в лицо человеку, который его спас однажды и спасал сейчас, сказать за это спасибо даже в глубине души. Не мог и все. Это было трусостью, перекладыванием ответственности на чужие плечи, но это было именно так. Он был слаб и знал это. Слаб в том, что приняв решение не жить, продолжает это делать, потому что никак не наберется смелости для того, чтобы нарушить один-единственный приказ. Первый и последний в его жизни. Такуми грустно вздохнул и пошевелился. - Я не понимаю твоих шуток, Хакару, - темные глаза внимательно всматривались в белое лицо, ища подвох. На его взгляд в просьбе и мотивации не было ничего удивительного, однако тон голоса альбиноса его насторожил, потому как за ним обычно следовало нечто неприятное. Ожидание его оправдались полностью - Хакару решил в очередной раз выбить его из состояния равнодушия, безразличия в выборе и к собственной жизни. На этот раз не ядовитыми словами, а очень просто - болью. Дыхание сразу перехватило - от давления на грудную клетку истерически зашлось сердце, слиплись легкие, а кожа... казалось она расползается сама собой. Такуми прерывисто вздохнул и сжал зубы, обхватывая непослушными пальцами за запястье давящую руку, - Хакару, мне больно. Хватит. Прекрати пожалуйста, - альбинос отстранился, но доктор был не уверен что это все от его сбивчивого свистящего шепота. Узкая спина маячила перед глазами, в проходе, вызывая смешанное чувство - злость, равнодушие, отрицание, желание откровенности. Было мерзко на душе как никогда. - Он в нижнем ящике моего рабочего стола, пластиковый контейнер. И возьми от туда только морфий, - вышло сердито и напряженно, а сам японец, перевернулся на бок, поворачиваясь к альбиносу спиной - видеть его, пусть даже силуэт или только макушку, не хотелось до одури. А грудь все еще саднило.
Hakaru Gin: "Шуток?" - Гин с каким-то особенным интересом приподнял бровь. Почему-то Юу, который знал альбиноса достаточно долго и хорошо, никогда правильно не оценивал его слова и действия. Иногда это вызывало усмешку, иногда порыв разыграть занудствующего японца, но иногда Хакару злился. Не открыто, явно, но затаивая какое-то внутреннее недовольство. Казалось бы, кому как ни Такуми, у которого это не всегда получалось, его понимать. "Можно подумать я пришел сюда шутки шутить". Улыбка не спала, но глаза опасно сощурились - альбинос боролся с волной раздражения. Время шло, с каждой секундой его становилось всё меньше, что при отсутствии очевидного удовольствия от разговора, делало его совершенно бессмысленным. - Ты очевидно очень плохого обо мне мнения, - многое, что говорил Хакару, не относилось к чему-то конкретному. Чаще всего его слова охватывали весь диалог в целом - его очевидный и внутренний смысл, атмосферу, вызванные им ассоциации. В чем-то Гин был похож на ребенка, которого трудно заставить сконцентрировать свое внимание на чем-то конкретном. Хакару легко уходил от темы, иногда не реагировал на реплики, игнорировал слова и действия, но всегда их замечал. Альбинос цеплялся в разговоре за одну мысль - цель, ради которой он следовал ровной цепочке мыслей. Другие, как казалось, не были на такое способны, и стоило только их увести от темы, как они тут же начинали плутать. - Полегче, - усмехнулся Хакару. - Ты слишком остро реагируешь, а я ещё ничего толком не сделал, - он заставил себя расслабить плечи и спину. Не то, чтобы Хакару был напряжен, но такое упражнение позволяло отвлечься от внешних раздражителей. Гин никогда не был садистом в прямом смысле этого слова, но не слишком обремененный моральными законами, он легко мог быть жесток той жестокостью, с которой дети отрывают крылья бабочкам, чтобы посмотреть, что из этого получится. - А что, там есть что-то ещё? - не мог не поинтересоваться альбинос. Всегда так, стоит только выделить что-то и сказать "нет", как обязательно хочется сделать наоборот. - Только не кипешуй, - заранее успокоил Хакару, уже на выходе из комнаты. Он, в отличие от мнения Такуми, был в большинстве своем безразличен к лекарствам и применял их только по назначению, хотя и не всегда общественно принятому. На кухни он сделал себе кофе, в кабинете нашел тайную аптечку, от состава которой чуть не присвистнул. - Ты хотел рассказать мне что-то ещё, - напомнил Хакару уже в комнате, отпивая из кружки душистый напиток. Просить поворачиваться он не стал - велика честь. Если Юкио хотел таким образом продемонстрировать свою обиду, это его право. Другой вопрос, что Гин итак превысил лимит своей человечности и лишний раз дергать лиса за метафорический хвост, не стоило. Отставив кружку на пол, альбинос присел обратно на кровать и сделал укол готовой дозой в руку, из которой чуть ранее вынул капельницу. Было не слишком удобно и потребовалось больше время на поиск вены, но на другой Такуми лежал. “Стоило оставить игру, но кто ж думал…”
Takume Uykio: По психологической теории Элизабет Кюблер-Росс , человек, находясь при смерти, проходит пять стадий. Отрицание, Гнев, Торги, Депрессия и Принятие. Он прошел от Отрицания до Депрессии миновав две другие стадии. Просто когда пришло понимание, не осталось сил. Он застрял на предпоследней стадии смерти, не в силах сделать шаг и смириться. Близость с другими людьми лишь акцентировала на этом внимание, а близость с человеком, который заставил его остановиться - тем более. Возражать, думать и пытаться анализировать не оставалось сил. Такуми снова было все равно, что конкретно произойдет или может произойти в ближайшем времени. Неожиданно стало совершенно безразлично как будет вести себя по отношению к нему альбинос - скажет гадость, ударит, использует. Непрекращающаяся боль в конечностях вызывала мысли о развившейся из-за смеси препаратов гиперчувствительности, которая была неврологическим симптомом, и в которой вины китайца не было. Скорее всего он не применил в прошлый раз силу, и даже не желал сделать ему больно. А если и хотел - то наверняка из-за своего извращенного чувства ответственности, когда причиняешь боль своему близкому ради того, чтобы заставить его понять, что раз болит - значит ты живешь. Юкио дышал размеренно - недавний всплеск эмоциональности плохо сказывался на его психическом равновесии - прагматизма не хватало. Самоуспокоение так же не работало. Его откровенно срывало. Новосделанная Связь давила на болевые точки. Пока альбинос был далеко, с накатывающими приступами паники еще можно было бороться. Когда все твое существование с самого рождение было настроено лишь на то, чтобы быть кому-то нужным, оказаться от этой привычки очень тяжко. Он ведь действительно ничего больше не требовал, не просил и не желал в этой жизни. Лишь быть кому-то нужным. Нужным и необходимым, чтобы этот человек зависел от него, и быть зависимым от него. Только и всего. А когда это пропадает, пропадает смысл жизни. Хакару бы не понял его, если бы он попытался объяснить. Не понял и разозлился. И разозлиться сейчас - он на взводе. Юкио чувствовал это так же, как ласточки чувствуют приближение грозы. - Хакару, - матрас мягко спружинил под чужим весом. Такуми никогда не видел ничего странного в том, чтобы спать с человеком в одной кровати, тем более если этот человек приходится тебе дальним родственником, вы одного пола и вы знакомы с детства, или же - если больше нет спальных мест. Хакару всегда говорил, что его за это могут неправильно понять. Для Юу это все было странным. А воздух пах остро душистым кофе. Для Юу было странным чувствовать что с человеком его связывает что-то большее, чем сходные днк, что дыхание их синхронно, так же как и биение сердец. Это выматывало. Он ломался, - Хакару... - японец чуть развернулся, поднимая больные, обведенные черными кругами глаза. От укола расползалось холодноватое чувство анестезии, он близости Связанного с ним человеком было тепло. Такуми протянул непослушную руку, закрывая ей свое лицо, - Я должен тебе рассказать про два вида препаратов. Первый тип - биологические добавки, они вызывают стимуляцию синусовых волокон в нейронах головного мозга. Это блокаторы усиленного спектра. А так же синтетические добавки для развития физиологии образца - эритропоэтин и стероиды. Нам нужно было повысить ее выносливость... - запрещенный допинговый препарат, применяемый в основном спортсменами легкой атлетики. Может вызвать все, от инсульта до апластической анемии в острой форме, - Как ты понимаешь, от ЭПО так просто не откажешься, а нейростимуляторы я смешивал сам, но я не увидел следов деструкции, - наркотик действовал быстро, принося чувство легкой эйфории. От этого становилось только больнее. Юу сжал зубы и сомкнул внутренние щиты, закрываясь. Так не может продолжаться. В отношении Жертв у него всегда слишком личное и предвзятое мнение, - Хакару. Разорви связь. Пожалуйста. Мне уже лучше.
Hakaru Gin: Человеческое общество, по мнению Хакару, воспитывало своих детей в иллюзии социальной адаптации. Связи, а их в обществе было более чем достаточно, обязывали идти на те или иные поступки, испытывать определенные чувства, говорить определенные слова. Гин очень рано понял, что человеческое общество держится на лжи. Мало того, что индивиды были связаны общественными рамками снаружи, так они ещё ограничивали себя внутренними искусственно созданными принципами. Как бы глупо это не выглядело, это в каком-то смысле было обосновано. Человеческий разум стремился упорядочить вселенную. Учитывая, что космос и окружающий мир не слишком подвергались контролю, чтобы не обратиться в хаос и безумие, люди стремились упорядочить хотя бы то, до чего могли дотянуться - себя. Люди создали общество, придумали нормы и поведения, обязали к привязанности, любви, дружбе, благодарности и прочему. И хотя сейчас стало модным говорить о том, что все испытываемые человеком чувства и эмоции имеют природу биологического процесса, полностью абстрагироваться от них, мысля только разумом для хомо сапиенса невозможно. К тому же разумность рано или поздно заставляет прийти к выводу, что без общества ему не обойтись. Узы человека и общества слишком сильны, чтобы так легко их разорвать. Сильнее них была лишь цепь, привязывающая к грузу прошлого. Другой вопрос, что сломать последнюю вполне возможно. Достаточно просто забыть. Здоровая психика так и поступает, отбрасывая мешающие полноценно жить факты. Но всегда существовали идиоты, упорно цепляющиеся за уже мертвое прошлое - вчерашний день, из которого полноценно не извлечь уроки, не взять опыт, от которого нельзя оттолкнуться. Вязкое, похожее на болото такое прошлое постепенно поглощало личность и саму жизнь. Гин часто задавался вопрос, что окажется сильнее: его вдруг проснувшееся социальное сознание, из-за которого он попытался в свое время вернуть Юкио к полноценной жизни или упрямое желание японца с этой жизнью покончить? У Хакару была определенная фора: во-первых, его интерес имел и рациональную сторону, а не только извращенное желание реализовать то, что Такуми называл «дружбой», во-вторых, любое живое существо инстинктивно стремиться к жизни - против Юкио было упрямство альбиноса и собственный организм. Но иногда Хакару казалось, что это все его сильно утомляет. Он слушал японца молча, чувствую сладкую, горячую, приправленную лёгким сигаретным привкусом горечь во рту. То, что внезапный монолог Такуми казался ему несколько непоследовательным, Хакару не смущало. Он всегда считал, что к истине ведут окольные пути, а среди откровенного бреда водятся умные мысли. Кроме того альбиносу было просто лень обрывать немного вибрирующий от какого-то неясного чувства голос. Он не успокаивал, даже наоборот. Раздражение, холодное, сосредоточенное, подкатывало к сознанию. Возможно, в этом и крылась причина молчания – ему просто нужно было дозреть до определенного состояния. Когда Юкио третий раз назвал его по фамилии, альбинос ощутимо сморщился, резко поднявшись с кровати. Любой, кто когда-нибудь читал книжки по манипуляции человеческой массой, знает, что имя дает определенную власть над личностью. Оно довлеет. Правильно обращаясь по имени можно получить нужное отношение, и, соответственно, необходимый результат. Вряд ли Такуми осознавал, как он к нему обращался. Казалось, что за этой трижды по-разному произнесенной фамилией, Гин не расслышал ни доклад, ни основную просьбу. Разум затмевался раздражением, мыслями о ближайшем будущем, анализом сегодняшнего дня и воспоминаниями разной степени давности. В этой каше присутствовали и препараты, о которых говорил Такуми. Правда, Хакару едва ли понимал, зачем он ему о них рассказывал. - Да неужели?! – с нескрываемым сарказмом поинтересовался Гин, бросая прищуренный взгляд на лежащего в кровати японца. – Если ты так думаешь, тебе стоит просто взглянуть в зеркало. Твоя жалость к себе просто отвратительна, повествование непоследовательно, а тело забинтовано настолько, что очень смахивает на мумию. Это совсем не подходит под категорию «в порядке»! – раздельно произнес, альбинос. – Если ты думаешь, что от всего этого я испытываю восторг, то ты ошибаешься. Меня совсем не прельщает заниматься откровенно беспомощным мужчиной, который не хочет думать о себе сам. Меня бы это не прельщало, даже если бы ты хотел, но тогда бы в этом был хоть какой-то смысл. – Он собирался добавить что-то ещё, что-то по-особенному обидное и едкое, но передумал, отвлекаясь на другую мысль. - Мог бы лишний раз не паниковать. Я бы никогда не сделал бы тебя своим Бойцом. Это не только разрушило бы то, что меня устраивает сейчас, мне не нужны чужое место и статус кривой замены. – Криво усмехнувшись, мягко, растягивая гласные проговорил Гин. Нити связи, так и не ставшие чем-то более-менее прочным, рвались без особого усилия с его стороны. – Спи, - он бросил последний приказ, залатывая дыру там, где ещё недавно был соединяющий с аурой Бойца канальчик. - Договорим, когда твой разум придет в нормальное состояние.
Takume Uykio: Это случилось чуть больше, чем четыре года назад - ранним воскресным утром, он потерял свою Жертву. Такуми не мог сказать точно, но наверное именно в том день он перестал доверять людям. Сделали ли они ему что-то плохое? Нет. Но, Такуми разорвал все прежние знакомства, заперся в лаборатории, а после старательно ограничивал контакт, не позволяя кому-то приблизится к себе достаточно близко. Сделать больно первым, прежде чем больно сделают тебе. Потому что, когда подпускаешь к себе другого человека, ты становишься беззащитен, открыт, доверчив. Открывая себя, ты пускаешь его в свою душу, создавая еще дну из тех связей, что ограничивают нас, которые называются "социум". И тогда, когда твое доверие станет максимальным, тогда и может случится самое страшное. Некоторые боятся пауков, темноты, открытых окон, высоты, клоунов. Он боялся отношений и других людей. Простой инстинкт самозащиты - даже животные обходят стороной то, что грозит опасностью. Но, человек - глупое создание, потому что из-за своей разумности часто пренебрегает инстинктам. Так же и он - забыв начал доверять другому человеку, забыв одну простую истину - самую сильную боль способны причинить ли самые близкие люди. Гина он выслушал не перебивая и не так и не отведя взгляда. Такуми чувствовал, как мелко и нервно начинают дрожать кончики пальцев, как изгибаются в истерической улыбке губы, он чувствовал новую волну паники. Он просто закрыл глаза, некоторое время молча переваривая услышанное. Обида, смешанная со злостью - вот самое подходящее определение того, что он сейчас испытывал. Его жалость отвратительна? Он никогда не жалел себя. Потому что жалеть может лишь более сильный, боле слабого. Давно, в детстве он пожалел выброшенных щенков, но себя - никогда. Винил - да, но не жалел. - Прошу простите меня, Хакару-сан за то, что отнял ваше время и вам пришлось заняться мной, - от раскрытой дверцы морозильной камеры было примерно столько же тепла, как от тона Такуми. То, как Гин расставил приоритеты его просто выбило из состояния того равновесия, в котором он пребывал большую часть времени. Сейчас был тот редкий случай, когда ученый был зол, - Я очень благодарен, что вы решили потратить свое время, хоть я и не просил вас об этой услуге. Вы совершенно свободны, не смею и дальше вас задерживать, однако - порошу вернуть мне ключ от моей квартиры, чтобы в следующий раз не случилось такого же недоразумения как сегодня, - он никогда не просил о помощи, не жаловался, не звонил по поводу и без. Он пришел домой, намереваясь решить свои проблемы сам, но Хакару поставил вопрос так, словно Такуми его вынудил это сделать, намеренно заранее заманив в свою квартиру. Это было омерзительно. Тело было ватным. Если сосредоточится, то можно заставить двигаться отдельные конечности. Чуть пошевелившись, и едва не сморщившись от боли, Такуми медленно сел на кровати. Ситуация была ироничной. Человек, который сбежал от своей природной Пары, говорил человеку, который потерял свою природную Пару, о том что никогда бы сделал его своей Парой, при том что этот человек боится Связи как огня. Однако, это замечание неожиданно царапнуло - где-то, в глубине своей души Такуми отдавал себе отчет в том, что ему необходима зависимость от кого-то. Неосознанное желание доминанты. Хакару был единственным, кому он мог дать согласие на такое, но... Занимать чужое место - пошло. В конце-концов, это действительно будет нечестно. Связь - это объединение двух душ, а его душа осталась в том далеком воскресном дне, когда умер человек, ставший для него целым миром. Начинался ли тот день как-то особенно? Нет, он был абсолютно таким же как и миллионы других, которые до и после этого встречало человечество. Сейчас Такуми бы даже не смог вспомнить точно, что же именно было в тот день. Он был солнечным - вот и все что он мог сказать. Его Жертва тоже не вела себя как-то по-другому. Наверное, так всегда и происходит, потому и называется - "внезапная смерть". Если подумать, то совсем недавно он встречал такое же - начальник боевого Департамента, Тайрон Шиноби тоже окончил свою жизнь более чем неожиданно. Обычно про такие случае, передавая в новостях говорят "такого-то числа, такого-то месяца, вышел из дому и не вернулся". Все по стандартному сюжету, а через пару недель тело было доставлено в городской морг. От воспоминаний о трупе в свете флюоресцентных ламп стало тошно. - Сегодня в морге городской больнице я проводил опознания тела Тайрона Шиноби, - к альбиносу он сидел спиной, борясь с подступающей сонливостью. О смерти начальника боевого Департамента он должен был сообщить, но продолжать разговор не было желания. Он замечательно может переждать период своего восстановления в одиночестве. По сравнению с таким отношением это даже предпочтительней, - Более подробный отчет я вам пришлю на электронную почту, о результатах вскрытия сообщат через два дня. У меня все, сведения об испытаниях SD-стимулятовов я сообщу вашему помощнику.
Hakaru Gin: "Тупица", - подобное завершение разговора было ему не в новинку. Альбинос вернулся к своему кофе, подумал о том, что стоило перекусить и, казалось, полностью потерял интерес к Юкио. Он не слушал, не смотрел на собеседника, не реагировал на его монолог. В конечном итоге, слова японца не умиляли того факта, что именно лис пришел за помощью. И пусть Такуми не нравились его методы, альбинос не сказал и не сделал ничего такого, чтобы заслуживало подобной реакции со стороны японца. Хакару дал ему время отдохнуть и прийти в себя, а Юкио взбрыкнув, выгнал его из квартиры. Хорошо друг, ничего не скажешь. "И та ещё истеричка". После продолжительного молчания Гин ответил только: - Мне все равно. - Делай, что хочешь. Говори, что хочешь. Звучало даже серьезно, презентабельно и безразлично, но все равно по-детски. Это Хакару понимал, но больше сказать ему все равно было нечего. С одинаковой вероятностью теперь он мог забрать все вещи и уйти, громко хлопнув дверью, или сделать вид, что не расслышал. Оба варианта не удовлетворяли. Такуми не услышит его хлопок, не отреагирует и не почувствует сожаления. Казалось, он уже спал тогда, когда говорил ту глупость, которая так неудачно задела чувства альбиноса. "Откуда это "задело чувства"? Из какого-то сериала? Звучит слишком мелодраматично", - Хакару уже не злился, его мысли текли вяло, но все с той же рациональностью. Гин не мог простить Юкио и спустить этот выпад на тормозах. Не он когда-то навязался на эти непонятные и даже чуждые отношения. Лис никогда не хотел быть обременен связями. Это зона для него была слишком близкой, практически интимной и непонятной. Но Ю назвал его другом, и Гину это понравилось. Он был умным, хоть и занудой, понимал на лету все, что касалось работы, и был абсолютно несвободен. От его присутствия не сосало под ложечкой от желания обладать, статус "друг" накладывал определенные права и Хакару это абсолютно устраивало. Это была приятная грань влияния, когда Гин в свою очередь позволял помыкать некоторыми аспектами своей жизни. Теряя Юкио, он терял последнего человека, который его не просто боялся, ценил или принимал в расчет. Этот занудливый япошка принимал альбиноса со всеми потрохами, не пытаясь лезть и изменять внутреннее. Хакару это ценил. Даже вероятность того, что Такуми мог легко от этого отношения отказаться, заставляла лиса чувствовать себя неуютно. Он курил, дымя на всю комнату. Мысли о работе вытеснили мысли о дружбе, но пепельница неумолима наполнялась. "Я просто жалок", - в голове Хакару складывалась мозаика из разных кусочков событий, но полностью подняться над действительностью не удавалось. Он без спросу находился в квартире человека, которого уважал. Его выгнали. Нужно было собрать свои вещи и уйти, но монитор слабо освещал бликами от заставки пустую, темную комнату, сигарета тлела, на столе одиноко стоял полупустой стакан, а пепельница была наполнена сверх всякой меры уже выкуренным. Гин не уходил из вредности, и потому что не видел в этом смысла. Он был немного пьян, во рту было сухо, а на работу можно было ехать уже через три-четыре часа. Вся ночь ушла на изучение отчетов и ситуационного положения их клана. Болела рука, поминая о причине его приезда. "В конце концов, тебе нужно просто найти кого-нибудь - мальчика, девочку, собачку. Эта реакция нездорова". Ситуация ущемляла. Это он пришел за помощью, подобное положение дел казалось ему нормой, но ничего хорошего из сегодняшней встречи Гин не вынес. Разрыв связи пусть даже короткой и временной больно бил по нервам. После смерти жертвы Гин насильно установил связь с Такуми, эгоистично пытаясь удержать его на этом свете. С тех самых пор у него осталось немало воспоминаний, это был успешный опыт, но он больно ударил Хакару по самолюбию. Он был плохим человеком, плохим сотрудником и другом, и даже плохим ВС. И в конечном итоге даже теперь у него не было ничего принадлежащего только ему, а у Такуми была его глупая жертва. Это было неправильно, но Хакару завидовал. Его бы смерть подобный фурор не произвела бы. Короткий сон отдавал холодом и сигаретным вкусом. Прежде чем уйти, Хакару принял душ и переоделся, благо недостатка в одинаковых пиджаках и рубашках у Юкио не было. Несмотря на небольшую разницу в росте и весе, костюм медика всё равно смотрелся на альбиносе мешковато, но последнего это не слишком смущало. Проверив наличие флешки, Гин вышел, разумеется, не оставив свой ключ. Впрочем, никакой уверенности в том, что он когда-либо им воспользуется, у Хакару не было. Второй день пребывания в Японии только начинался. Особняк Зайлена Сигеру
полная версия страницы