Форум » ОБЩЕЖИТИЕ и ТЕРРИТОРИЯ ШКОЛЫ » Комната Winny: Alex'a Koji & Михаля Греховны » Ответить
Комната Winny: Alex'a Koji & Михаля Греховны
Михель: Две кровати, один большой стол, два стульчика, две тумбочки, встроенный шкаф для одежды, две книжных полки. Кровать Алекса придвинута спинкой к окну. Всегда заправлена тёмным пледом, правда, не очень аккуратно. Рядом с кроватью стул, играющий роль тумбочки. На стуле, в свою очередь, неизменно прибывают чашка и пепельница. Одежда временно аккурано сложена Михалем, у двери стоит обувь. Кровать Михаля аккуратно заправлена таким же темным пледом. Рядом с кроватью тумбочка. Одежда в шкафу аккуратно сложена, что стоит Михалю немалых усилий - Алекс периодически переворачивает все полки в поисках неизвестно чего. Обувь аккуратно стоит за дверью. На столе лежат тетради, разная мелочь, мигает лампочками ноутбук, к краям крепятся две лампы, вплотную придвинут стульчик. Над столом две книжных полки, на которых в алфавитном порядке расставлены учебники и художественные книги, среди которых несколько на польском. Одна тумбочка, у которой отломана дверка, задвинута в ванную комнату. Начало темы. стр. 1 стр. 2
Ответов - 62, стр:
1 2 3 4 All
Михель: Мыслю - значит, существую, - промелькнуло в голове. К огромному, но пока еще неосознанному сожалению обладателя этой самой головы на этой мудрой цитате мыслительный процесс и прервался, тем самым поставив под сомнение сам факт существования оного. То бишь, обладателя головы. Ну и мыслительного процесса, что выплывало из первого. Или же наоборот, первое выплывало из второго. Или первое было вторым, а второе первым? Окончательно запутавшись в том, что из чего выплывало, несуществующий согласно вышеозначенной цитате "мыслитель" начал выплывать сам. Из сна. И интуитивно понял, что, раз мыслительный процесс ему пока недоступен, следует переключиться на процесс более простой и более актуальный - процесс осознательный. Для начала он осознал тот факт, что у него есть голова. Наличие у себя головы пока еще не опознанный собою субъект определил по донельзя банальному факту - наличию головной боли. А, как известно, головной боли без головы не бывает. Немного приободрившись от того, что возникла хоть какая-то определенность, обладатель головной боли попытался выяснить крайне животрепещущий вопрос - кто же он такой, собственно говоря. Не до конца проснувшаяся память подбрасывала какие-то сплошь нелепые и непонятные клочки воспоминаний, вроде "дитя луны, хрустальный ангел", "порочное создание с улыбкой херувима", "слеза, упавшая с ресниц Владычицы Небесной" и тому подобную, вызывающую тошноту, чепуху. Чепуха произносилась с придыханием, полушепотом, или же, наоборот, вызывающе громко, с нескрываемым восторгом или ненавистью. И чужими голосами. В том, что голоса чужие, все еще неопознанный субъект уверен не был, но память сказала "чужие", и ей отчаянно хотелось верить. Потому что если говорил это он сам, то впору было пойти утопиться. "Куколка" - вдруг прорвался сквозь ворох чепухи чужой, но очень родной голос. Память заполошно метнулась под укрытие бессознательного, но было поздно - фейерверк воспоминаний красочными картинами рассыпался перед графом Михалем Греховны, будущим князем Острожским. Да, первым всплыло собственное имя. И Имя тоже. И образ второго обладателя этого Имени тоже. И... На этом Михаль, перебирающий сверкающие драгоценные и только притворяющиеся таковыми камушки своих воспоминаний, вынужден был бросить сие увлекательное занятие, ибо наконец-то проснулось тело, тут же накрыв поляка волной - и не просто волной, а целым Девятым Валом - ощущений. Ощущения по большей части были, сказать по правде, не очень приятные. Проще говоря, тело болело. Будто он предыдущим вечером мешки таскал. С картофелем. Правда, практического навыка сей деятельности у Михаля не было, но расхожее выражение показалось ему весьма кстати. Особенно болела шея. И рука. Правая. Мозоли натер? - ехидно вопросил внутренний голос? Блондин мысленно поморщился, но возражать не спешил. Неприятно стягивающая кожу живота и не только живота корка наталкивала на мысль, что ночь он провел не в целомудренных молитвах Пресвятой Деве. Память тут же услужливо подкинула несколько красочных картинок, утверждающих, что в нецеломудренном действии участие принимал не он один. Правда, личность партнера показывать категорически отказалась. Надеюсь, мне теперь не придется скоропостижно жениться! - напрягся блондин, но долго волноваться по этому поводу ему не дали новые ощущения. Кто-то настойчиво грыз его губы. Совесть? - прикинул Михаль. - Да нет, эта пани обычно грызет изнутри. А сейчас - снаружи. Облегчение вперемешку с недоумением подтолкнули его к воистину героическому действию - пан граф открыл один глаз. Левый. От полоснувшего по глазным нервам солнечного света ресницы тут же стали мокрыми, а одинокая слезинка даже рискнула скатиться по щеке. Но Михаль стоически выдержал это испытание и все же ухитрился рассмотреть "погрызателя". Над ним склонилась подозрительно знакомая опухшая физиономия, обрамленная взлохмаченными черными прядями. - Ммм, - глубокомысленно сообщил Михаль, кося левым глазом в попытке рассмотреть что-то еще окромя явленного помятого лика. Лик отодвигаться не пожелал, даже поступил кардинально противоположным образом - придвинулся еще поближе и уверенно прижался губами к его губам. Блондин отогнал вяло трепыхающую хвостом мысль о том, что зубы у него не чищены, и с энтузиазмом приоткрыл губы, позволяя влажному языку хозяйничать на своей - Михалевской - территории. Это было чертовски, непередаваемо хорошо. Жажда, конечно, не отступила совсем, но покинула бастионы пересохших - впрочем, уже увлажненных настойчивым захватчиком - губ. - Ммм... - еще раз выдохнул блондин, пытаясь понять, зачем в слове "вода" буква "м" и как же должно звучать теперь это слово. - Мммммм... пить, - наконец выдавил он прямо в губы того, кто сейчас его... целовал? Оу. Оно. Меня. Целует?! Эээ... Это как бы... это же... О чёрт!!! Алекс! Покусай меня Аяме, это же Алекс! О дьявол... Память, довольно скаля зубы, пригоршней сыпанула ему недостающие воспоминания прошлой ночи. И поляк начал отчаянно сожалеть, что вообще проснулся.
Alex Koji: Проснулся, итиху мать. Еще немного, и остался бы без губищь своих… ага и пришлось бы пожертвовать мягкими тканями, блин. Ну нет, дорогуша, не видать тебе моей жопы! Красотуля, конечно, уже не спал, но легче-то не стало. Теперь вот сиди (стой, лежи, на выбор) и соображай, что говорить и что делать. Может теперь детка, я тебя трахну, а? В качестве мести что только. Желания как такового не было, было как-то голодно и даже холодно. Типичное состояние не в своей тарелке и с пустой тарелкой, как говаривал один его дет-домовский друг. Но вообще… Вообще, его вроде как загрузили, задачу конкретную поставили, стало как-то дышать легче, вот только задница, да, с задницей дела обстояли не самым лучшим образом. Но он – Алекс – в конце концов мужик, в подробности вдаваться не будем. Так что он отважно проковылял обратно в ванну, набрал воды из под крана и с довольным видом, задание-то выполнил, вернулся и вручил поляку желаемое. Даже забавно было наблюдать за тем как его высочество сделал пару глотков, совсем немного поморщившись. Ага! Раскайся, покайся! И подставляю зад! Алекс потряс головой и потер виски. В самом деле, какая-то навязчивая идея, к тому же исключительно из побуждений устроить мстю. Пожрать бы… - Я за хавчиком сгоняю! – да, тикать отсюда, подышать свежим воздухом, выкурить пару сигарет и колесами закинуться. Болит не только жопа но и башка! - Ты как? Норма? Чудно! Я пошел! – и Ал пошел, всячески пытаясь не думать о том, что оставляет свою Жертву в гордом (а может и нет) одиночестве, в не самом здоровом виде. Вот пусть только попробует свою шестерку позвать. Обоих пришибу! >>> Улицы города
полная версия страницы